Конечно. Я очень много рисовала, ходила в художественную школу. Я всегда училась хорошо. Можно сказать, отлично. Каждый учитель думал, что я пойду по его направлению: в экологию, рисование, математику или ещё куда-то. Мои увлечения были больше связаны с творчеством.

— Как-то это повлияло на твою дальнейшую профессиональную судьбу?

Я думаю, любые увлечения детства влияют на нашу личность и на взрослую жизнь. Но если провести прямую связь, мы её не найдём. В десятом классе у нас были уроки технологии, на которых нас водили на завод, где стояли современные компьютеры. Там нас обучали азам их использования. Уже тогда я поняла, что сфера компьютеров — это наше будущее. Именно тогда я определилась с направлением, куда я хочу двигаться.

— Какой институт ты заканчивала?

Я закончила факультет информационных технологий Владимирского Государственного Университета. По диплому я инженер в сфере информационных технологий.

— Классно. Я тоже заканчивал в Казани факультет «Вычислительная математика и кибернетика» в Казанском Государственном Университете.

Скажи, где ты ещё училась на UX/UI? Как выглядел твой вход в профессию?

Когда я пришла в компанию 1C, я не понимала, что такое юзабилити и юзабилити-тест. Меня обучали на практике. Тогда же я искала курсы и нашла у Артёма Кузнецова. На них я благополучно записалась и пришла. Это был мой самый первый курс. Артём, спасибо тебе большое. Именно ты сыграл немалую роль в становлении моей карьеры.

— Спасибо, приятно слышать. 

Впоследствии я прошла много разных курсов, ездила на конференции. Когда я перешла работать в международную компанию «Лаборатория Касперского», там открылось ещё больше возможностей посещать разные зарубежные курсы. Также я прошла курсы Nielsen Norman Group. Это известная компания, которая сертифицирует UX-специалистов. У меня тоже есть такой международный сертификат. Ну и практика, практика, практика. Ничто другое так не помогает осваиваться в профессии и расти.

— Что самое ценное в обучении, помимо практики? Может ещё что-то?

Я считаю, что курсы нужно проходить те, которые актуальны для твоей работы. Лучше приходить на курс, когда у тебя созрела потребность узнать какие-то базовые принципы или когда ты хочешь себя проверить, правильно ли ты делаешь. Тогда у тебя возникают вопросы к спикеру. И ты выходишь с курса с новыми знаниями и идёшь улучшаешь то, что ты и так делал. Ходить на курсы просто ради любопытства не очень эффективно.

— С какими трудностями тебе пришлось столкнуться на старте карьеры и как ты их преодолевала? Были ли вообще трудности?

Трудности были. В 2008 году сфера юзабилити, UX-исследований была очень новой. Многие не понимали, зачем она нужна. Когда я провела юзабилити-тест корпоративного продукта и рассказывала его результаты разработчикам и техническому директору, они не были готовы воспринимать критику. Стали задавать много вопросов: «А кто эти люди», «Почему мы должны доверять их мнению». Приходилось многое объяснять. Этот кейс отражает, какие препятствия приходилось преодолевать.

— Какой у тебя стаж в профессии? В сфере UI/UX?

Получается, что с 2008 года. 15 лет.

— Можешь кратко рассказать, в каких проектах, сферах и отраслях тебе удалось поработать?

Мне удалось во многих проектах поработать, как и самостоятельно, так и в виде куратора, менеджера, руководителя. Проще сказать про отрасли: кибербезопасность, бухгалтерия, телеком, интернет-магазины и маркетплейсы, ЖКХ, авиакомпании. Проще сказать, каких отраслей не было.

— Что ты считаешь своими основными достижениями?

Первое, чем я горжусь, что я попала в эту сферу и до сих пор в ней продолжаю быть. Второе, я была первым исследователем в «Лаборатории Касперского», который смог создать исследовательские процессы, внедрить исследовательские практики. 

Впоследствие я выросла до руководителя отдела. Наша группа из девчонок-исследователей продолжала работать много лет и достигла такого результата, что порой не нужны были респонденты, чтобы протестировать интерфейс. Потому что у девчонок накопилось столько знаний про нашу целевую аудиторию, что мы и так могли предугадать, как отреагирует респондент. В чём я вижу своё достижение — то, что я смогла создать такую среду, в которой девчонкам было комфортно работать на протяжении многих лет.

Следующее моё достижение — осознание себя как руководителя. Когда я им стала, поначалу я не сразу осознавала, что я больше не исследователь, не эксперт. Когда пришло это осознание, пошёл дальнейший вертикальный рост. Сейчас я занимаю должность директора. Для меня это тоже достижение.

— Были ли какие-то неудачи, провалы? И как ты думаешь, с чем это было связано?

Было много неудач. Воспоминания об этих неудачах постепенно стираются. К ним начинаешь относиться, как к ошибкам, на которых ты научился. Здесь важно искать какие-то внутренние опоры, с кем-то поговорить. Если ты исследователь, важно говорить с руководителем. Если ты уже руководитель, нужно иметь достаточное самообладание, чтобы искать внутренние опоры, почему эту неудачу нужно воспринять как-то по-другому. Как урок, который тебе нужно пройти, и в дальнейшем уже его учитывать.

Если мы говорим про проведение исследования, часто ожидания клиента не совпадают с тем, что мы ему в конце предоставляем в отчёте. Такие проблемы возникают в первую очередь из-за того, что мы вначале не до конца, например, выяснили задачу и цель. Поэтому здесь очень важно подробно брифовать заказчика и объяснять ему, почему важно формулировать цель.

Вторая неудача может быть связана с рекрутом респондентов. Приходят не те, как с этим быть? Это проблема очень актуальная. Наверно, никто ещё не решил её так, чтобы сказать, что у нас идеально работает процесс рекрута. Часто это не зависит от самого исследователя. Но от него важен правильный выбор критериев, которые мы предъявляем респондентам. Чтобы пришли ровно те люди, которые нам помогут ответить на наши вопросы и достичь цели исследования.

— Полностью с тобой согласен. Буквально недавно был очень сложный проект. Даже два. И в одном как раз была проблема с рекрутом, потому что ходоки приходили. А проект довольно сложный, связанный с телекомом, где нужны были админы, разбирающиеся во многих вещах. Но тем не менее, даже при этом агентство присылало нам ходаков. И люди говорили честно: «Да, я пользуюсь Yandex Cloud. Умею настраивать сервера». Потом мы с ними садимся обсуждать конкретику — а как вы это делаете? Покажите нам. А они говорят: «Ой, а я это в первый раз вижу». Тут надо иметь намерение, волю и силу сказать: «Так, товарищ, спасибо. Таких мы уже опросили. Спасибо за участие. Вы нам не подходите». Иначе получится ерунда с результатом.

И второе, по поводу выяснения критериев. Была такая ситуация, когда мы поверили написанному. В ТЗ было написано одно, а заказчик подразумевал под этим другое. И вот это надо выяснять. Даже глубже копать, как ты и сказала. Задавать вопросы — «что вы хотите получить в результате?», «что вы будете с этим делать?». Если ты это всё не понял, то тебе могут в конце сказать: «Вы, конечно, интересную презентацию сделали, но мы то ожидали другого. А где же вот это, что мы ждём?». И тогда вы в последний момент начинаете друг на друга смотреть, как будто только что увиделись. И оказывается, что они что-то другое имели в виду. Такое тоже бывает. Чтобы подстелить соломку, надо заранее вот это всё выяснять.

Абсолютно. Кстати я вспомнила кейс про неудачу, когда ты начал говорить про критерии. Это было связано с международным исследованием. Очень забавная история вышла. Мы проводили исследование. Нам нужны были люди, ответственные за создание виртуальных машин, за их администрирование. В общем, системные администраторы, которые управляют виртуальными машинами.

— В США?

Было не только США. Мы проводили это в США, а потом во Франции. Что мы сделали? Мы взяли скринер и требования к корреспондентам на английском языке. Передали их французам. Французы как-то перевели их на свой язык. Что было написано на английском — «system administrator responsible for». То есть «ответственные за». Мы с русского переводили, по-английски нормально звучит. А по-французски это стало звучать как «responsable». Как будто то же самое слово, но во французском языке оно означает совсем другое. «Responsable» во французском означает «руководитель группы или отдела». А нам нужны были специалисты. И когда к нам на тестирование стали приходить руководители, все в один голос говорили: «А я руками этого не делаю, даю задание людям своим и они этим занимаются». С первым, со вторым такое прошло. Мы никак не могли понять, что происходит. Но потом мы поняли, в чём была загвоздка. Нам пришлось всё остановить и заново запускать рекрут. Не помню, доплачивали мы или нет, и как мы решили этот вопрос. Но вот такой кейс был. Ошибка перевода, которая повлияла на ход теста.

— Сразу вспоминается, как мы с тобой ездили во Францию проводить исследование для Касперского. Это было интересно, поучительно и полезно увидеть разницу менталитетов — французов и русских. Даже от тех же американцев.

Да, конечно, помню эту поездку. Не очень помню, когда возникла эта проблемка — в той или другой поездке. Но с тобой я начинала свой путь международных исследований. Потом их было тоже очень много. Большой интересный опыт.

— Теперь приближаемся к тому, над чем ты сейчас работаешь. Какие у тебя сейчас стоят задачи? Над чем ты сейчас работаешь?

В компании «Sense Machine» я работаю не так давно. Пошёл второй месяц. Я прошла этап погружения. Сейчас занимаюсь тем, что думаю над более эффективной структурой отдела, чтобы мы могли обеспечивать большую пропускную способность. Могли делать больше проектов, при этом улучшать качество и скорость, оптимизируя какие-то процессы. Возможно за счёт автоматизации в том числе.

Также работаю с людьми, с каждым специалистом. Выясняю их жизненные цели, как они себя видят в профессии, как они хотят двигаться. Такой этап выравнивания с командой происходит. Это мои основные задачи на должности директора. И налаживание коммуникации между отделами. Это тоже очень важно.

— Скажи, пожалуйста, какие исследования у вас проходят? Я слышал что-то про нейро.

Да. У нас есть уникальная разработка, в которой заложена нейросеть. Она изучает эмоции человека. Мы изучаем эмоциональный отклик на какой-то контент. Человек должен что-то посмотреть, а мы должны зафиксировать изменения мимики его лица. Есть целая научная база под этой методологией. Как изменение той или иной мимики, движение глаз, бровей, губ, какие эмоции под этим мы трактуем. Как мы вообще объясняем, почему была та или иная реакция. Это основная наша деятельность и уникальное предложение. 

Когда мы говорим про UX-тест, мы точно также показываем интерфейс, просим с ним повзаимодействовать. Смотрим в какой момент, как у человека менялось лицо. Но мы не сами смотрим, а нейросеть изучает. Фиксирует на лице до 40 тыс. точек и смотрит малейшие изменения мимики лица. Сразу скажу, что это количественные исследования. Там используют большие данные. И люди, которые работают в моём отделе, это социологи-количественники.

— Мне сразу вспоминается фильм «Lie to me», где они по микровыражениям на лице определяли, врёт человек или нет.

Дальше хотелось бы поспрашивать про процесс. Интересно, как построен процесс разработки цифрового продукта? Какие этапы, какие специалисты в этом задействованы? Если хочешь, можешь рассказать про Касперского или про другое место, где ты работала.

В современных компаниях продуктовый процесс примерно выглядит таким образом: начинается всё с этапа discovery, другими словами, открытия. Мы ищем потребности людей, какие-то гипотезы выдвигаем, смотрим, насколько эти гипотезы оправдывают себя. Выравниваемся, смотрим и начинаем в какую-то сторону двигаться. 

Команда создаёт концепцию. И эта концепция претерпевает тестирование. Дальше уже разрабатывается функционал, сам продукт. Далее идёт этап дизайна. Я не дроблю на более мелкие детали, но укрупнённо примерно выглядит так. UX-дизайнер прорабатывает задуманный функционал, как он видит должно быть построено взаимодействие. Здесь может подключиться UI-дизайнер. Смысл в том, что на этом этапе мы получаем макеты, которые мы можем оформить в виде интерактивного прототипа и отправить его в тестирование.

Здесь очень важная история, что нам нужно максимально хорошо протестировать дизайн — тот самый интерактивный прототип. Так, чтобы мы уже могли передать его в разработку. На этапе дизайна важно выловить все проблемы и исправить их. Потому что если потом у нас возникнут юзабилити проблемы, их будет очень дорого исправлять. Разработка стоит дорого и может занимать длительное время.

После разработки бывают альфа, бета версии. Можно проводить дополнительные тесты. Но лучше не стоит, потому что обычно там возникают какие-то технические проблемы, связанные с тем, что это нерабочая версия.

Когда уже продукт выходит в боевые условия, когда он уже работает и маркетируется, то здесь уже можно просто мерить здоровье продукта, основываясь на метриках. И если необходимо, точечно проводить юзабилити тесты и смотреть, почему возникает та или иная проблема. На этом этапе снова включается этап discovery, когда мы ищем дополнительные потребности. Либо клиенты нам приносят уже свои идеи. И мы начинаем с самого начала работать, например, над дополнительным функционалом к этому продукту.

— Продуктовая история очень понятная. То, что ты рассказываешь, очень логично. Скажи, пожалуйста, а в студии когда работаешь или в агентстве, есть разница в процессах?

Конечно. Агентство — это такая внешняя история. По ощущениям, находится как будто вне продуктового процесса. Часто мы не можем видеть, как внедряются результаты или откуда возникла задача. Мы просто берём задачу, проводим исследование на условленной целевой аудитории, отвечаем на вопросы, проверяем гипотезы и отдаём результаты клиенту. В большинстве случаев мы не видим, что происходит с этим отчётом, как внедряются результаты. В этом большое отличие агентства и продуктовой компании.

В продуктовой компании ты можешь влиять на то, как внедряются результаты. Можешь в них участвовать. В агентстве твоя задача — хорошо понять вводные, качественно провести исследование и дать заказчику ответ на его вопрос.

— Возвращаясь к продуктовой истории, кто участвовал у вас в процессе создания интерфейса продукта? Какие были специалисты?

Роли плюс минус похожие в разных компаниях. Это UX- и UI-дизайнеры, которые создают дизайн-макеты. UX-райтер, который пишет интерфейсные тексты. В маленьких компаниях бывает так, что тексты пишет сам дизайнер или исследователь.

Также к процессу подключается UX-исследователь. Бывает так, что сам дизайнер может тестировать свои макеты, но это не рекомендуемая история.

Продакт-менеджер участвует во всём процессе как заинтересованное лицо, но руками чаще всего ничего не делает.

— Бывают такие загадочные вакансии типа «нам нужен UX-архитектор или UX-аналитик». Вот ты как понимаешь, это про что?

Архитектор — не знаю. Возможно это отсылка к прошлому. Те самые интерактивные дизайнеры, которые просто саму структуру окон и их последовательности придумывают.

Аналитики — по моему опыту, UX-аналитик — это в большинстве случаев тот же человек, что и UX-исследователь, если мы говорим про агентство. Их там любят называть аналитиками, потому что зачастую основная работа исследователя в агентстве связана с анализом данных. В продуктовой компании аналитиком может называться человек, который занимается, например, продуктовой аналитикой. Который смотрит на какие-то большие цифры, которые мы получаем с помощью разных систем аналитики. И делает какие-то выводы. Но это мои догадки.

— Когда ты занималась UX-исследованиями, приходилось ли тебе совмещать ещё какие-то функции?

Я скажу и да, и нет. Да, потому что я была первым исследователем. И вообще направления UX-исследований развивала я. Соответственно у меня были дополнительные задачи в виде написания каких-то шаблонов процессов, налаживания финансовых историй, связанных с заключением договоров с подрядчиками.

— То есть функции руководителя?

Да. У меня сразу появились эти функции, потому что этим некому было больше заниматься. Я искала рекрутинговые агентства, занималась организацией исследований с зарубежными агентствами. Задач было много дополнительных.

Но почему говорю нет, потому что на самом деле так или иначе это работа исследовательского отдела. Эти задачи могут быть распределены между людьми.

Есть ещё история про такую должность, как Research Ops. Эта история западная, у нас она так очень аккуратно то заходит, то не заходит. Но в этом тоже есть смысл. Это когда все дополнительные задачи берёт на себя отдельный человек, который находится внутри исследовательской группы или отдела. А исследователи занимаются чисто проведением исследований.

— Это, можно сказать, уже дальнейшее развитие отрасли, когда появляются всё более узкие специализации.

Да. Здесь интересно, почему с одной стороны мы идём на сужение специализаций, но с другой стороны как будто на укрупнение. Если мы отделили Research Ops как отдельную функцию, но это не значит, что исследователь продолжает заниматься одними исследованиями. Всё равно ему нужно делать что-то ещё, например, трендвотчинг, посещение конференций и выступления на них. И сейчас всё равно идет тенденция к тому, что исследователь — это не просто человек, который выполнил свою работу от брифинга до отчёта, а это всё-таки больше какой-то консультант, который подсказывает бизнесу, как ему улучшать свои решения. Это уже не сужение, а расширение, повышение значимости этой должности.

— Какими методами исследования вы пользовались? Что было в агентстве, и что было у Касперского? Какие там были популярные методы исследования?

 Самые популярные методы — это глубинное интервью, юзабилити тестирование и опросы. Недалеко от них ушли методы по типу JTBD. Именно этими методами мы чаще всего пользовались.

— Можно сказать, что этого достаточно изучить исследователю и идти работать? Или всё-таки надо ещё как-то свой кругозор расширять?

Чтобы войти в профессию и с чего-то начать, можно для начала изучить юзабилити тест. А дальше на практике осваивать глубинные интервью и опросы. Но опросы мы делим всё-таки. Есть массовые опросы, для которых нужны социологические знания и понимание матстатистики, чтобы правильно анализировать данные. И есть простые опросы, когда мы на небольшой выборке хотим задать какие-то короткие вопросы и получить быстрые ответы. Более простые опросы может освоить любой исследователь, который занимается качественными исследованиями. Если идти в количественные методы, там нужно более глубоко осваивать социологическую науку.

— А карточная сортировка, тестирование дерева, айтрекинг, построение CJM? Подобные методы применяли? Есть смысл об этом читать или это очень редкие звери?

CJM — это очень популярный сейчас инструмент. Его точно нужно осваивать,  смотреть примеры, понимать, как он строится. Как раз, если мы говорим про более широкий CJM, который охватывает много этапов, не только использование продукта, то там для его построения используются разные методы. Эта штука, которая сейчас очень важна и нужна.

Если мы говорим про карточную сортировку, про дневниковые исследования, какие-то этнографические, я думаю, что это не must для входа в профессию, и даже не must для джуна. Только если в той компании, в которой работает джун, этот метод не используется как популярный, а чаще всего это не так. 

Когда человек хочет расти, становиться миддлом, тут уже ему нужно осваивать дополнительные методы. Не только теоретически, но и искать способы применения их на практике. То есть вызываться на те проекты, где используются другие методы или предлагать эти проекты. Или искать учебные проекты.

Нужно понимать комплекс этих методологий. Особенно уверенному миддлу и дальше, чтобы понимать, когда мы брифуем клиента, каким инструментом из этого комплекса инструментов, мы можем воспользоваться. Исследователь должен сам решить, как ответить на вопрос клиента, с помощью какого метода исследования.

— То есть дальше уже нужно знать. Иначе у тебя есть только 3 краски, 1 кисть. И ты только этим и пользуешься. А если какая-то нестандартная задача, то ты уже не знаешь, что делать.

Что важно осваивать — это инструменты немодерируемых тестирований и все современные инструменты, которые помогают автоматизировать работу исследователя. Это наше настоящее и будущее. От этого не уйти.

— Это как раз мой следующий вопрос. Какие инструменты ты используешь в своей практике? Может быть, названия, типы?

Если мы говорим про готовые решения для проведения исследований, то первое, что приходит на ум, — «Фабрика юзабилити» , платформа Fabuza. Там сейчас реализованы как немодерируемые исследования, так и модерируемые исследования и опросы, карточные сортировки. В общем, там достаточно широкий спектр методов. Наверное, все основные методы можно решить с помощью этой платформы.

Есть ещё ряд инструментов — Pathway, Fastuna. Сейчас ещё будет появляться «Sense Machine». Я рекомендую смотреть статьи с обзорами, какое-то любопытство проявлять, интересоваться ими. Это тоже задача исследователя, его рост.

Если мы говорим про инструменты, которые просто помогают в ежедневной работе,    это всегда Google docs, Excel, Power Point и т.д.

Airtable активно используется в некоторых компаниях. Он помогает структурировать все инсайты, которые выявлены с помощью исследований. Там можно автоматически выгрузить отчёт в pdf.

Также есть всякие транскрибаторы, которые помогают переводить речь в текст, чтобы его потом было проще анализировать.

Артём, может, ты ещё подскажешь какие-нибудь инструменты?

—  Ты, наверно, почти всё перечислила. Я как раз имел ввиду, что есть инструменты для проведения исследований, сервисы просто работы типа Google Docs. Есть базы знаний для обработки. Есть Miro, Figma.

Кстати часто делаются обзоры на тему — какими инструментами пользуются UX-исследователи. Западные компании делают очень много таких статей-обзоров.

Ещё важно про рекрутинг сказать. Помимо панелей и агентств, которые представляют респондентов, появляются также инструменты для самостоятельного поиска респондентов. Их тоже стоит пробовать и тестировать.

— Типа чат-ботов для рекрутинга?

Да, чат-боты. Уже есть такое решение. Также я видела сервисы типа User Interviews или Respondent.io. Это западные сервисы для поиска респондентов за рубежом. Там очень удобно можно найти человека и там же выплатить ему вознаграждение. Кстати есть целые сервисы, которые помогают выплачивать вознаграждение.

— А как они называются? Хотя бы один пример.

Сейчас не вспомню. Мне на ум приходят западные сервисы. У нас я не видела таких решений.

— Понял. Это западные решения. Удобно, конечно. Всегда стоит вопрос, как выплатить респонденту вознаграждение. Если это кто-то на себя взял, супер.

Есть ли какие-то трудности в работе сейчас, с которыми приходится сталкиваться? Как вы их преодолеваете?

Трудности есть всегда. Это нормальный рабочий процесс. Вопрос — как к этим трудностям относиться: как к задаче, которую нужно решить, или как к неудаче и провалу. Я рекомендую относиться к трудностям, как к задачам. Расписывать их как задачи, продумывать варианты решения.

Трудности руководителя — это налаживание коммуникации с сотрудниками, выстраивание процессов, построение культуры, которая будет работать более эффективно.

Если мы говорим про роль исследователя, то в компании может быть не до конца осознана ценность, исследователей могут попросить обосновать, почему это исследование нужно было провести. Эти обоснованиями могут быть частыми и нудными.

Если это самое начало карьерного пути, может быть какой-то страх перед респондентом. Также может быть какая-то неуверенность в том, что если человек не подходит, отправить его и сказать «извините, мы искали других людей». Из-за неуверенности бывают такие истории, что исследователь продолжает это интервью. Потом человеку нужно заплатить, а никто не хочет этого делать, потому что он не подошёл.

Ещё трудность — правильно донести результаты. Это может быть страх выступления на публику. Часто результатами исследования интересуются высокие руководители. Они бывают достаточно резкими, потому что им важно получить инсайт. Начинающий исследователь может воспринимать это на личный счёт. С практикой это всё проходит. Я рекомендую на первые свои отчёты водить кого-нибудь с собой, например, руководителя, который будет помогать отвечать на сложные вопросы.

— Какая у тебя нагрузка по часам в неделю? Есть ли какие-то переработки? 

Я стараюсь, чтобы нагрузка была равномерная. Я, как наёмный работник, работаю 40 часов в неделю. Бывает, что нужно работать и больше. Но это не потому что меня кто-то попросит. Когда ты на должности руководителя, ты сам решаешь, где нужно побольше работать, где поменьше. Как это всё сбалансировать, как вовремя дойти до цели, к которой ты идёшь.

Когда мы говорим про сотрудников, то часто бывают компании, особенно агентства, в которых очень часто возникают переработки. Но если мы говорим про агентства, которые действуют в сфере UX-исследований, есть тенденция к какому-то балансу. Вижу, что компании стараются, чтобы сотрудники работали только в рабочее время.

У нас вопрос с переработками решался немного по-другому. Мы просто правильно планировали загрузку исследователей на проекте, чтобы у него было достаточно времени и переработок не возникало.

Есть агентства, в которых переработки — это нормальная история. Я думаю, это лучше спрашивать на собеседовании. Обычно работодатели честно отвечают на этот вопрос, так как в их интересах правильно сформировать ожидания.

— Как часто исследования уходят в стол? Где это происходит — в агентстве или продуктовой компании?

Это может возникать достаточно часто и там, и там. Внутри агентства этого не происходит, но когда мы отдаём отчёт клиенту, мы не знаем дальнейшей его судьбы.

При этом есть методы внутри компании, которые не позволяют отчёту лежать в столе, потому что это потраченные деньги, часто большие. Те же руководители или финансисты могут активно интересоваться: «Обоснуйте свой расход, насколько это себя оправдало? И что вы сделали с отчётом?». Я считаю, что это правильный процесс, иначе это просто трата денег. Лучше всего когда команда приходит в агентство с запросом, который для них очень актуален и они ждут результатов, чтобы принять решение.

— То есть они этого хотят.

Да. Такая история не редкая. Когда мы говорим про продуктовую компанию, там тоже задача исследователя докопаться, зачем заказчику нужно исследование и что он с ним будет делать. И если исследователь видит, что похожее исследование уже проводилось, его задача сделать отсылку — посмотреть, может там есть ответ на вопрос.

Есть такой интересный метод. Мы спрашиваем у заказчика «точно ли исследование поможет изменить решение, которое ты уже принял?». То есть мы понимаем, что заказчик уже принял какое-то решение. Если он сомневается, то здесь нет смысла проводить какие-либо исследования. Это просто трата ресурса.

— У меня ещё есть вопросы про стажёров и джунов, про молодые кадры и путь развития UX-исследователя. Но я хочу, чтобы мы прервались и сделали это во второй части. Спасибо большое за интервью. С нами была Екатерина Логинова, директор по исследованиям компании «Sense Machine». Мы с вами прощаемся ненадолго. Сейчас мы вернёмся и запишем вторую часть.